Публикации

This paper examines territorial practices of enclosure in the Russian land commune. Using archival research, it explores how the state and territory in the periphery were dialectically co-produced through spatial technologies and public discourses. This work brings a territorial dimension into Russian agrarian scholarship by positioning the imperial rural politics within the context of capitalist land enclosure, thereby introducing complexity into the state-centric Western territory debate.

Комплексное исследование постурбанизма предполагает с методологической точки зрения когнитивную фиксацию любых пространственных событий как сопространственных. Можно говорить о сосуществовании различных когнитивных / онтологических режимов в постгородской реальности, которые сами также могут быть названы сопространственными. Сопространственности, понятые как коммуникативно-событийные узлы, могут рассматриваться как узловые элементы прототипической образной карты постгородского пространства. Постгородские геокультуры, продуцирующие множества картографий воображения, принципиально гетеротопичны. Различные сообщества становятся постгородскими, формируя свои трансверсальные картографии воображения, постоянно множащиеся, становящиеся всё более сопространственными и, соответственно, порождая этим постполитики, которые направленны на ускоряющееся множественное рассредоточение коммуникативных событий. Постгородские сообщества создают пост-политические ситуации, в которых картографии воображения становятся основами новых городских ландшафтов или же новых геокультур. Постгород развивает практики и процессы гетеротекстуальности, когда тексты отдельных геокультур не предполагают некоего единого пространства чтения, плана значения и плана выражения, а становятся лишь в плане консистенции как ландшафтные модуляции, имманентные воображаемым картографиям. Всякая постгородская картография воображения поддерживает особые ландшафтные режимы, которые создают свои реальности материально-ментального характера. Любую картографию воображения можно феноменологизировать как линию, становящуюся определённой идентичностью отдельных личностей и сообществ. Постномадические  мобильности ведут к сосуществованию множеств таких картографий, чьи событийные сопространственности создают пост-политические сообщества, манипулирующие разницами «скоростей» множественных коммуникативных дискурсов. Создание всё новых и новых картографий воображения формирует постурбанизм как искусство детальных сопространственностей.

Доклад подготовлен ведущими экспертами ряда научных подразделений НИУ ВШЭ – Центра исследований структурной политики, Института статистических исследований и экономики знаний, Института права и развития ВШЭ – Сколково, Института проблем правового регулирования, Информационно-координационного центра по взаимодействию с ОЭСР, Института экономики транспорта и транспортной политики, Института образования. Цель доклада – выделить отдельные вызовы в законодательном реагировании на технологические изменения и предложить возможные принципы «нового регулирования». В докладе выделяется ряд критических с позиций прорывного научно-технологического и экономического развития областей регулирования: регулирование оборота данных; искусственного интеллекта; беспилотного транспорта; рынков криптовалюты, рынков агротехнологий, при этом сопоставляется опыт различных стран, оцениваются преимущества и недостатки различных подходов к регулированию. На их основе обсуждаются новые вызовы в условиях радикальных технологических изменений и отдельные принципы «нового регулирования».

Статья посвящена анализу трансформации регионального политического режима в Московской об- ласти от децентрализованного к централизованному типу. Централизованный субнациональный ав- торитаризм понимается как имплементация политики федерального центра по инкорпорированию региональных и местных элит в систему национального электорального авторитаризма. Авторами рассмотрен институциональный контекст преобразований на основе двух ключевых примеров: ре- формы полномочий по градостроительной деятельности, понимаемой как перераспределение рент- ных потоков, и ограничения политической автономии за счет изменения процедуры занятия выбор- ных должностей. Трансформации формальных институтов, сделавшие политический процесс в Мос- ковской области более предсказуемым, тем не менее, привели к увеличению значимости неформаль- ных процедур, ограничению доступа к политическому участию по принципу партийной принадлеж- ности. Результаты анализа выборов 2011 и 2016 гг. в Московскую областную и Государственную ду- мы, выборов губернатора области 2018 г. демонстрируют, что в муниципальных образованиях, воз- главляемых авторитетными главами-«старожилами», результаты выборов партии власти значительно выше, чем у новоназначенных лояльных глав. Авторы приходят к выводу, что демонтаж старых «по- литических машин» способствовал снижению электоральной поддержки партии власти и действую- щего губернатора. Таким образом, политическая централизация, сделавшая политический процесс более предсказуемым, привела к издержкам в виде снижения способности муниципальных властей обеспечить электоральную поддержку правящей партии.

This article aims to contribute to the recent efforts of ISUF to bring closer and ultimately integrate the academic research on urban morphology and urban planning practice. Methodological differences between schools of urban morphology are a barrier to integration between research and practice. Qualitative schools focus on the historico- geographical approach of MRG Conzen and the process typological approach based on the work of Muratori (Oliveira, 2016)). Quantitative schools include Space Syntax (Hillier, 1996) and various spatial analysis methods primarily popularised by Michael Batty (2013). Each school brings its value to the urban morphology research, but even the academics may not always be able to appropriately select the methods according to particular problems they are trying to address (Oliveira and Medeiros, 2016).

There is a need for a unified approach to the study of urban morphology. Oliveira (2013) proposed such an approach (Morpho) on a street scale, later Oliveira and Medeiros (2016) demonstrated its application at the city scale. Building upon the Morpho methodology this paper assesses the urban form in Moscow using seven morphological measures. It then explores the effects of physical urban form in Moscow on urban vitality (where “vitality is what distinguishes successful urban areas from the others” (Montgomery, 1998)) characterised by (a) intensity of use of urban space (through analysis of mobile phone data and locations of businesses) and (b) land value (through residential rental rates – Xiao (2017) explored links between housing market and urban morphology extensively, but only in relation to a set of Space Syntax measures).

В статье рассматриваются региональная диагностика как метод исследования социально-экономиеского пространства России, качество экономического пространства и его регионаьные различия, методы и инструменты устойивого развития регионов.

This paper tests whether the implementation of a key market‐oriented reform in post‐Soviet Russia, property rights in land, proxied by the percent of privatized land by region, affected the pace of sub‐national economic growth during two unprecedented expansion periods: 2001–2008 and 2010–2014. Individuals gained the Constitutional right to own land in 1993, but implementation was stalled. The pace of land privatization can be explained by arguably exogenous factors such as distance to Moscow, as well as climate and also regional political culture, proxied by concentration of votes in the 2004 presidential election. We show that this rate of land privatization in Russia's regions was significantly associated with output growth in 2010–2014, confirming the policy importance of this measure for developing economies. Regions where private holdings expanded most rapidly with the enforcement of property rights in land, gained a competitive advantage in the growth process through increased investment in fixed assets and private consumption.

In order to understand a country as large and diverse as Russia, it is extremely important to consider spatial patterns of economic development. As Russia looks for new drivers of economic growth, it is important to understand the structural conditions that have defined economic development in Russia’s regions. This report uses the Economic Potential Index (EPI) methodology to identify the conditions that drive regional development. Economic potential is the level of productivity that is possible for a region to achieve given its structural endowments, which are characteristics that are hard to alter in the short run. The methodology used in this report combines quantitative analysis of drivers of productivity across regions with in-depth case studies that focus on the role of regional governments and institutions in converting endowments into economic outcomes. This methodology generates insights that are relevant for both national and regional governments. The first chapter of this report provides an overview of regional development in Russia over the last 25 years and identifies “Russia-specific” national structural conditions that may affect regional development. The second chapter discusses the results of an assessment of economic potential at the regional level and the factors that shape it in Russia. The third chapter focuses on the role of national and regional governance, policy, and institutions in promoting economic development of the regions. The final chapter proposes policy priorities for both regional and national authorities.